Валерий Вайнин - Но Змей родится снова? [Убить Змея]

Бугай окаменел.

– Ты чего, сучара? – прошамкал он, практически не разжимая губ.

Даша вдавила дуло в его щеку.

– Если ты, козел, еще раз мне позвонишь…

Глеб оттащил ее и отобрал пистолет.

– Ну всё, всё, – прошептал он, – уймись сейчас же.

– Я мозги тебе вышибу, понял! – вырываясь, кричала Даша.

Зажав ей рот ладонью, Глеб громко сказал:

– Мужик, мы вас не видели, мы вас не знаем. А вы нас где-то потеряли, и никакого базара. О'кей? Перетрите это меж собой.

Нужно отдать бугаям должное: они укатили без угроз и матерщины.

Даша всхлипнула.

– Верни табельное оружие! – потребовала она. Глеб перекинул пистолет из руки в руку.

– Фокус-мокус! – объявил он, пряча руки за спину. – Вуаля! – произнес он, вытянув открытые ладони перед собой. Пистолет исчез.

Даша обошла Глеба вокруг.

– Куда ты его дел? – опять всхлипнула она. – Я триста зеленых за него заплатила.

Глеб взял ее под руку и повел к “хонде”.

– Нам с тобой оружие ни к чему, – как бы в шутку заверил он. – Мы их голыми руками передавим. Только, чур, машину веду я! – Он усадил Дашу на место рядом с водителем, а сам сел за руль.

Даша не возражала.

– Чуть не описалась от страха, – призналась она. Бросив на нее взгляд, Глеб дал газ и помчался по обледенелому шоссе.

– Эти три сотни вычтешь из моего гонорара! – сердито проговорил он.

Даша изумленно приподняла бровь.

– Эй! – Она стерла с его щеки слезинку. – Это еще что такое?

– Ничего! Не подглядывай!

– А если мне хочется?

– Перехочется! Лучше дай на список взглянуть.

– Сперва расскажи о себе правду. Всю-всю.

– Фигушки!

– Тогда и список – фигушки.

– Глупая гусыня!

– Упертый баран!

Они оба рассмеялись.

– Даш, ты стерва.

– Ну и что? Все равно ты мне всё выложишь.

Глеб вздохнул.

– Только не сейчас. Мне нужно время.

– О-о! – победоносно улыбнулась Даша. – Я потерплю. Только недолго.

Они подъехали к седому. “Ниссан” не появлялся. Без него было даже неуютно. Глеб завел Дашу в подъезд, они молча поднялись на лифте и вошли в квартиру.

– Шкаф проверять будешь? – осведомилась Даша. Глеб покачал головой:

– Нет, если не дашь повода.

Она пристально вгляделась в его лицо.

– А без повода?

Его глаза смеялись.

– Без повода это может войти в привычку.

Они стояли друг напротив друга: она в дубленке нараспашку, а он в куртке, руки в карманах.

– Почему у тебя глаза фиолетовые? – спросила она.

– Чтобы тебя лучше слышать, – ответил он без улыбки.

– Ну, тогда… может, чаю?

– Нет уж, я побегу. И без меня из дома ни шагу.

– Это может войти в привычку.

– Очень на это рассчитываю. – Глеб взялся за ручку двери.

– Кстати! – остановила его Даша. – Завтра утром мне надо на работу: забрать тексты для перевода. Отвезешь меня?

– Конечно. Во сколько?

– В полдесятого. Больше часа это мероприятие не займет.

– Договорились, – Глеб приоткрыл дверь, – но только на часик. С одиннадцати до двух я занят, потом – опять к твоим услугам.

– Отлично. Только не опаздывай: уволю!

– Обижаешь, – усмехнулся Глеб, захлопывая за собой дверь.

Даша посмотрела на свое отражение в зеркале.

– Ну? – растерянно спросила она. – Тебе это надо?

Отражение уклончиво помалкивало.

– Не пудри мне мозги, – махнула на него Даша. – Я тебя насквозь вижу.

У отражения покраснели щеки.

Открыв Глебу дверь, географичка издала возглас, подобный воинственному кличу.

– Ага, явился! – обрадовалась она. – А я уж думала…

– Явился, – подтвердил Глеб, снимая куртку. – Ей-богу, явился!

Она встретила его в красном платье, пожалуй, коротковатом для ее обильной фигуры. Из ушей ее, как сталактиты, свисали массивные красные клипсы. Помада на губах и маникюр, разумеется, тоже были красными.

– Пораньше не мог? – томно упрекнула она, ковыряя ковер каблучком красной туфельки.

– Галь, – вздохнул Глеб, – хоть ты меня убей, но я немедленно должен это выяснить. – С этими словами он задрал на ней юбку.

Трусики оказались тоже красными. Хихикнув, она ударила его по руке.

– Потерпи. Сперва утка с черносливом.

Глеб вымыл руки и сел за стол. Утка была просто объедение, и кофе был высший класс. Едва Глеб допил свою чашечку – Галина со стула пересела к нему на колени и жарко присосалась к губам. “Оно тебе надо?” – спросил себя Глеб и сразу понял, что в данный момент вопрос этот звучит уже риторически. Было очевидно, что “оно” больше никогда не понадобится.

Оторвав от своих губ коллегу по работе, Глеб деликатно поставил ее на пол.

– Извини, глаза слипаются… – Поднимаясь на ноги, он зевнул. – Ты меня перекормила.

Галина попыталась повиснуть у него на шее.

– Ну так пойдем в койку.

Глеб выскользнул из ее объятий.

– Нет. Пожалуй, поеду.

– Ну ты фрукт! – произнесла она сквозь зубы. – Пожрал – и домой!

– Это от застенчивости. – Он чмокнул ее в лобик, хлопнул по заду и, сочтя свою миссию выполненной, снял с вешалки куртку.

Но Галочка обладала одним бесценным качеством: она умела ждать долго и терпеливо, точно кошка в засаде. Поэтому, провожая Глеба за дверь, она поцеловала его в щеку.

– Ладно, лапа, завтра я приготовлю что-нибудь диетическое, – хихикнула она. – Типа манной кашки…

– Верно мыслишь, – подмигнул Глеб, уходя.

Галина вернулась к столу и с досады доела утку. Затем, обтерев салфеткой пальцы, позвонила по телефону.

– Чем порадуешь, мой свет? – осведомился мягкий хрипловатый голос, то ли мужской, то ли женский.

– Уехал домой, – сообщила географичка.

– Каков негодяй. – В странном голосе слышалась издевка. – Не горюй, мой свет: твоим будет. Молодец, что позвонила.

В трубке раздались гудки. Галина положила в рот черносливину и сказала в пикающую трубку:

– Смотрите, вы обещали.

Возле дома его ждали четверо. Фонарь не горел, и пространство перед подъездом едва просматривалось благодаря лишь свету из окон. Не успел Глеб выйти из “жигуленка” – они его обступили. Застегнутые наглухо куртки, шнурованные сапоги, в руках – резиновые дубинки. Они были неторопливы, хладнокровны и уверенны. Их лица затушевывал полумрак. Глеб огляделся и вздохнул с облегчением: народу вокруг не было ни души.

Один из четверки, похлопывая дубинкой по своей ладони, с усмешкой произнес:

– Дай закурить.

Ничего другого они придумывать не собирались и действовали в рамках затертых штампов. Глеб – без единого звука – сделал неуловимое движение ногой. Трудно было даже определить, двигался ли он вообще, или это лишь померещилось. Любитель курения рухнул с переломом бедра и, катаясь по асфальту, заорал благим матом. Трое остальных, сжимая дубинки, устремились в атаку. Вернее, такой у них был порыв, который ни во что не воплотился. Они даже не поняли, что с ними произошло, когда еще двое, опять же с переломом бедра, повалились рядом с товарищем, а последний, схваченный Глебом за кадык, топтался на цыпочках и хрипел.